Ростовцев: «Захаров набросился на меня: «Щенок, я тебя урою». Пихлер нас разнимал»

— Вы пришли на интервью, закончив видеоанализ. В чем он заключается?

— Разбор действий на рубеже. Идея в том, что всю работу можно разложить на несколько составляющих: время до первого выстрела, потом — ритм, время между первым и пятым выстрелами, и затем — уход с коврика. Задача — сократить время стрельбы и не потерять в качестве. Основной резерв — это время до первого выстрела и уход. Там больше, там меньше.

Статистика ведется по каждой из наших — так мы понимаем, кто где находится. Не все подряд тренировки берем, но многие. Используем наложение, синхронизируем видео стрельбы разных спортсменок. Смотрим, кто где отстает, где есть резервы.

Я обрабатываю все для наглядности, чтобы девчонки видели и понимали. Вот сегодня (разговор состоялся в субботу после пасьюта — прим. Sports.ru) анализировал Вилухину. 3 часа работы ради 30-секундной выжимки, которую я ей покажу на собрании. В азарте борьбы человек может потерять ощущение, но потом увидит здесь — получит дополнительную информацию.

— Видеоанализом занимаетесь только вы?

— Еще Наталья Джилкибаева, Григорий Малышев, который меня этому обучил. Но я готов это делать оперативно: пришел, чтобы мне Наташу не ждать, да и самому интересно. И важно выдать это на следующий день на установке, потому что к послезавтра уже такого эффекта не будет.

— С какого времени идет эта работа?

— Плотная — с лета.

— По поводу ваших обязанностей до сих пор много противоречивых данных. Можете четко проговорить, за что отвечаете?

— Стрельбище. Все, что происходит там: пристрелка, подготовка, распределение по щитам, организационная подготовка тренировок, содержательная часть. Но ее мы с Вольфгангом обсуждаем. Допустим, он говорит: стреляем 10 раз по 1, или стреляем сходу. А дальше я все организовываю и принимаю решения, как лучше или хуже. Подбор патронов под каждую винтовку — тоже на мне. Мы в этом году сделали, кажется, 9 тестирований по подбору патронов.

— Расскажите, что дает подбор?

— Я не технарь, могу немножко ошибиться в законах, терминах. Но под каждый ствол должна быть подобрана своя партия патронов. Есть колебания ствола, колебания пули — они должны как-то совпадать. Это внутренняя баллистика, которая не очень интересна.

Скажем, по стволу Зайцевой идут одни патроны, по стволу Слепцовой — другие. И те, и те — хорошие, но лучше их не менять местами. Сегодня Зайцева стреляет патронами, которые мы выбрали из сорока партий. Провели испытания и увидели разницу.

— Испытания идут только в предсезонку?

— Всегда. Вот в Сочи тестировали — хотелось именно там проверить Высота, влажность: нужно было полученные данные сопоставить с тем, что натестировано за лето и осень. У нас есть станок, на котором закреплена винтовка. Приезжает человек, который его сделал. Вот и испытываем. Смотрим кучность — куда уходят патроны, потом выбираем.

— На бирже рядом с вами всегда стоит штатив с хитрой установкой, где есть флюгеры и явно еще что-то хитрое.

— Это наш вин-компьютер. Один из резервов стрельбы лежа — работа с ветром, и компьютер нам здесь помогает. Это метеостанция, которая передает на него сигнал. Там установлена программа: в зависимости от силы и направления ветра она показывает смещение средней точки попадании на экране.

Если бы станция стояла в десяти метрах от рубежа, где пуля уже набирает скорость и приобретает свои свойства — было бы корректней. Такой возможности нет, но изменение тенденций мы видим. Флажки на стрельбище могут показать не все: намокли, замкнуло что-то.

— Вся эта система дорогая?

— Метеостанция — тысячи две евро, плюс водонепроницаемый компьютер под четыре. Плюс еще две тысячи — само программное обеспечение. Недешевое удовольствие. Но нам это реально помогает.

— Вольфганга Пихлера фактически ненавидят некоторые тренеры из регионов. Вас за компанию — тоже?

— Конечно. Я это знаю и чувствую в отношениях.

— Руку не подают, хамят?

— Хамят наглым образом. Один пример. Длинный рассказ, но слушайте. В позапрошлом году по итогам тестирования было установлено: винтовка Слепцовой не является винтовкой топ-уровня. Нормальная, рабочая — но не супер, там был резерв. Это мы определили в июле.

Я звоню Захарову, личному тренеру Светы: «лапуашники» (мы стреляем патронами «Лапуа») нам советуют заменить винтовку.

Встречаемся в сентябре, показываю ему отстрелы.

Захаров: ну давай, меняем!

А все оружие — на регионах, на учреждениях, физическое лицо не может просто так купить, там такая процедура. Было сложно все это сделать, но и «лапуашники», и «Аншутц» пошли навстречу. В октябре я поехал к «лапуашникам» — на всякий случай это 650 км от Рупольдинга. «Аншутц» выслал туда же три винтовки для тестирования — там лаборатория, можно тестировать в любых температурах, все сравнивать. Старую Светину винтовку и три новых положили — давай стрелять. Явно одна есть лучше всех.

Захарову звоню: покупаем?

Захаров: все о’кей, Паш, ты мне номер винтовки давай, мы запускаем дело.

Это долгая процедура, несколько посредников, в итоге продажа будет Хантам — все нормально, так и должно быть.

Декабрь, ждем сигнала. Его нет — значит, тема забуксовала. После этапа в Антхольце — это январь уже, приезжаем на сбор. Готовимся к ЧМ в Рупольдинге, начинаем стрелять. Я понимаю, что Светина винтовка не работает должным образом.

Набираю Ханты: ну чего, где винтовка?

Ответ: здесь с декабря.

Я: а че нам не передаете?

Ответ: Захаров сказал, что она Свете не нужна.

Набираю Захарова: что такое?

Захаров: а че, нужна все-таки?

Я: конечно, нужна!

Захаров: о’кей, привезу в Контиолахти.

А Свете не удался этап в Осло — и в Контиолахти она не приехала. Захаров весь надутый, ненавидя Пихлера, ходит и молчит.

Я его встречаю: ну где винтовка-то?

В ответ слышу все, что я про себя думаю и не думаю. Ну ладно, ты на эмоциях, твое право. Но мне вопрос надо решать! Команда не может зависеть от твоих идиотских действий, мы за этой винтовкой такой путь прошли. Посоветовался с руководством — говорят, дело серьезное, звони Кущенко. Позвонил.

Естественно, Кущенко спустил бетон. Не на Захарова, а на Ханты. На следующее утро в вакс-кабину прибегает Захаров. В присутствии Польховского и Пихлера набрасывается на меня с кулаками. Пихлер разнял.

Захаров меня материт: ты че, щенок, вздумал на меня стучать? Приедешь в Ханты — тебя там уроют.

Через три недели встречаемся в Рупольдинге. Подает мне руку — я не подаю.

Он: ты че, обиделся?

Я: Валерий Палыч, жду ваших извинений, потом будем разговаривать.

Он: я должен извиняться? Перед кем?

Я: да понятно, что вы великий тренер, но людей надо уважать.

Сегодня связи с Захаровым нет абсолютно.

 

— Но его влияние на Свету есть.

— И к чему оно привело? Где она сейчас?

Она приезжает на летний ЧР и говорит: хочу стрелять патронами определенного производителя.

Я: Свет, ну попробуй, но это не есть правильно, патроны не очень.

Она: да нет, я буду.

Мы купили, провели тестирование, связались с производителем — там такой геморрой был, попробовали патроны в ноябре в Муонио. Показали ей данные: ну не надо этими патронами стрелять! Она видит, но слушает Валерия Палыча и стреляет.

— Вы же даете кучность. Мы вместе сейчас посмотрели — там все убедительно выглядит.

— Спортсменам этого не всегда достаточно. Тем более я — не последняя инстанция, могу дать материал и предложить, а выбирает спортсмен.

Вот смотрите, я дал подробный пример. Понимаю, кто-то не воспринимает меня как специалиста. Но когда начинают угрожать в духе «щенок, тебя уроют» — ну блин, смешно. Хамское, идиотское поведение.

— И в таком стиле общение со многими?

— Думаю, что некоторые личные тренеры поддаются той истерике, которая есть вокруг женской команды. Эта истерика подогревалась год назад на тренерском совете. Есть качественные тренеры, с которыми приятно общаться. Тренер Глазыриной — Валерий Шитиков понимает, что только через тяжелый труд можно показать результат. С ним да, есть творческая дискуссия. Не были на прошлом тренерском совете?

— Нет.

— Абсолютно не зная, как и где мы тренировались, люди начинают рассуждать. Хотя мы всю эту информацию даем.

Кашкаров поднимается: вот, все наши соперники приехали со среднегорья, а мы эти традиции потеряли. Я спрашиваю: а кто именно — норвежцы, немцы, словенцы, украинцы? Нет ответа. Не знает. А мы-то знаем, что никого там не было. А чего воздух-то сотрясать? Показать, какой ты крутой? Надо по другим вопросам показывать, что ты в теме. Я таких примеров могу много дать.

Один из тренеров: ошибка перед Рупольдингом — не проводили тренировки в соревновательное время.

Это не так! Все развивающие работы, контрольные, скоростные мы проводили именно во время стартов. Но его слушают: он бросил в зал, какие мы с Пихлером му…аки, и сидит. Ему говоришь: да это же не так! Но он тебя не слышит. Лишь бы укусить, выйти на трибуну, что сказать что-то якобы умное.

— Там, кажется, основная претензия была связана с нагрузками?

— Твердят, мол, были такие нагрузки, что теперь много травм. Мы девочкам постоянно говорим: выбрано направление силовой подготовки, оно требует очень серьезной разминки, разогрева. Если на первом движении в первом повторении происходит травма, это разве проблема тренера или все-таки вопрос профессионализма? Если Катя Глазырина упала в Эстерсунде со спуска на плечо — при чем здесь силовые нагрузки?

— Правда, что Пихлер начал давать тяжелые скоростные тренировки в дни акклиматизации?

— Нет.

— А как было?

— Работу делали, да. А что такое тяжелые скоростные тренировки?

— Повторки — скажем, пять раз по два километра на высоком пульсе.

— Ну нет. Было четыре раза по три минуты и три раза по одной минуте. И это не повторная работа, а переменная. Маленький отрезок на вершину, уход на спуск, подход к рубежу, именно с тем, чтобы побывать на стрельбе в хорошем тонусе.

— Можете сказать что-то однозначно наперекор Пихлеру?

— Конечно, у нас бывают очень жесткие дискуссии. Последнее слово за ним, но если у меня есть аргументы — в 95% случаев он согласится. Я прошел хорошую чиновничью школу, где нужны аргументы, а не эмоции.

— Доводилось слышать, что девчонки от нагрузок чуть ли ни ревут.

— Кто-то ревет, кто-то нет.

— Вы сами повидали много тренеров — удивились нагрузкам Пихлера?

— В первый год, может быть, чуть-чуть. Но он уважаемый специалист, взял на себя ответственность. По сравнению с прошлым годом сейчас мы много изменили в плане тренировок. Тренироваться всегда тяжело. Те, кто настроен, хочет и верит, справляются.

— Есть те, кто не верят?

— Такие в любом коллективе есть. Я далек от мысли, что все в мужской команде с флагом наперевес бегут выполнять любую команду Николая Петровича. Всегда есть сомнения у спортсмена, есть дискуссия.

Мы можем честно смотреть в глаза любой девочке — ко всем было ровное отношение: Зайцева, Токарева, Смирнова — неважно. Есть вопросы — обсуждаем. Иногда Вольфганг принимает их аргументы, иногда говорит: нет, будет вот так.

— У вас лично нет проблемы с самоутверждением? Молодой тренер, без диплома.

— Нет. Я понимаю, что для девочек в какой-то мере авторитет как спортсмен, а как специалист авторитет нужно завоевать.

— Можете сказать, что девушки вам верят?

— Думаю, да.

— По поводу сервиса. Он действительно косячит так же часто, как об этом говорят?

— Я не знаю, как часто об этом говорят. Честно сказать, я не читаю ничего, что пишется про биатлон. Что-то передает медиа-служба или супруга.

Касаемо сервиса — да, мы недовольны. И прошлый сезон, и этот были не самыми хорошими. У нас было несколько «залетов» в сезоне — причем самые важные гонки: эстафета в Нове-Место, эстафета и спринт в Сочи. Есть мысли, но надо ждать анализа, я не специалист в этом деле. Были и супергонки: микст, спринт, пасьют в Нове-Место, даже пятнашка там же.

— Объясните колебания формы, которые происходят с нашими за короткий период. Вилухина в Сочи и в Хантах — разные гонщицы, хотя прошла всего неделя.

— Тренироваться надо. Просто выполнять то, что запланировано. У нас есть жизнь, обстоятельства влияют. 17 февраля — последняя гонка в Нове-Место. А потом Оля вышла на тренировку 24 февраля. По различным причинам не получилось, хотя Вольфганг просил две-три-четыре легких тренировки для тонуса провести.

Приехала в Сочи — заболела. 3 или 4 дня не тренировалась, плюс та трагедия — мы все ее тяжело перенесли. А сейчас просто натренировалась — и свежая, набрала за счет сочинских стартов форму.

— Пихлер сказал, что по скорости сможем скинуть секунд 15-20. За счет чего?

— За счет оптимизации тренировочного процесса, плюс наверняка предложим новую работу. Глазыриной надо повышать объем скоростно-силовой работы — это видно, нужна мощь. Шумиловой надо чувствовать скорость, решать вопросы по технике, по спускам. Вилухиной — повышать интенсивность: не лупить, но повышать процент работы на лактате 3-6.

Я бегу впереди паровоза, но к этому все сводится, уже сейчас видно. А Зайцевой тренироваться надо равномернее, винтовку держать подольше. Но у нее нет возможности дома стрелять. Она сделала в два раза меньший настрел, чем все — три-четыре тысячи выстрелов за подготовительный период.

План подготовки выполнили, по сути, четыре спортсменки: Глазырина, Шумилова, Загоруйко, Коровина — в полном объеме свой индивидуальный план выполнили. Про Марину не готов разговаривать — у нее не было хорошего сезона. Три остальных сделали шаг вперед.

— А та же Зайцева план не выполнила?

— Зайцева очень корректно работала на тренировочных сборах. Но она мать, у нее есть свои семейные дела. Это отражается на выполнении работы.

— Но к следующему сезону Зайцева не перестанет быть матерью.

— Не перестанет. Чем-то нужно жертвовать, определенные наметки есть, как строить подготовку на следующий год.

— Когда видишь, как наши девушки робеют при англоязычной речи, задаешься вопросом — что в команде с языком?

— Барьера нет, Вольфганга понимают почти все. Я зачастую даже не перевожу. Девчонки говорят: Павел Саныч, мы все понимаем, но так устали, думать не хочется — переведите. Глоссарий в 100-200 слов уже набрали.

— Пихлер говорил, что у нас тяжело с талантами. А вы как скажете — есть у нас таланты?

— А что понимать под талантом?

— Например, высокие функциональные возможности в потенциале — как у Бергер или Домрачевой.

— У нас такие девчонки есть. Надо только еще пахать, как Бергер или Домрачева.

— Если бы сейчас вы были спортсменом — зная методику Пихлера, пошли бы к нему тренироваться?

— С удовольствием.

— Сильно расстроитесь, если вас обоих уволят в ближайшие недели?

— Я — нет. К сожалению, меня жизнь несколько раз била так, что я понимаю — о чем можно жалеть, о чем нет. Когда есть трагедия, когда нет. Далеко не та ситуация, когда можно сильно переживать.

— Хотите продолжить тренерскую карьеру в случае увольнения?

— Не задумывался. Следующий шаг в выборе моей работы будет максимально совмещен с интересами семьи. У меня два сына, одному 13 лет, ему нужен папа. Я должен быть рядом. Как это сделать? Не знаю.

Дата: 18.03.2013
Источник: sports.ru
Почитать: все материалы